Хранитель - Страница 282

282

Внезапно эти призрачные покрывала зашевелились, задвигались, словно отделяясь от скал - или словно сами скалы ожили. Недобрая, опасная жизнь пробуждалась среди мрачных камней, в местах, куда и волк боялся забегать.

Круглый год Большая Река грозила кораблям порогами и перекатами, прихотливыми течениями и стволами-топляками. Но с приходом холодов смерть тянулась к последним дерзким суденышкам не только с воды, но и с берега…

10

Джилинер ласкающе тронул кончиками пальцев резную раму зеркала.

- Да, - сказал он негромко, - забавная компания подобралась на борту. И в самом деле - пестрая…

В последнее время у Ворона появилась привычка разговаривать со своим отражением. Полушутя-полувсерьез он называл это «побеседовать с умным человеком». Даже самому себе он не признавался в том, что это было вызвано глубочайшим одиночеством. Раньше он мог обсуждать свои планы с верным Шайсой, а теперь…

Оставался лишь двойник за неуловимой светлой гранью. И хотя сейчас на поверхности стекла покачивался борт речного судна, Ворон знал: там, в зеркальной глубине, смиренно ждет темноволосый бледный человек, чуткий, внимательный, все понимающий, разделяющий каждую мысль, каждое чувство Джилинера…

Чародей насмешливо скользил взглядом по скучающим лицам путников в «беседке»:

- И Сокол здесь… и Четвертый… удачно, очень удачно… Внезапно Ворон подобрался, глаза его сузились:

- Но это же… ого, вот так подарок судьбы! Не ждал, не ждал… Значит, убегаем? В Силуран, да? Ну беги, беги! Я встречу тебя на пристани в Джангаше. И на голове у меня будет корона!

Возбуждение смело прочь небрежную ленцу. Ворон встал, прошелся по комнате.

- Я уже был бы королем! Уже! Если бы не эти идиоты… так провалить покушение! Так опозориться! А этот придурок Второй - ну, куда он вылез с предсказанием, раз король еще не умер? Вот Шайса сообразил бы… Что ж, придется Нуртору скончаться во время переговоров. И на третий день траура, как гласит пророчество, время потечет вспять: я напомню всем, что до Вепрей Силураном правили Вороны… И наречет меня Дракон другом своим… наречет, куда он денется! Ему куда выгоднее видеть на троне Силурана меня, чем…

Джилинер оборвал монолог, напрягся. В резной раме исчезли река и корабль. Зеркало, словно окно, распахнулось в непролазную чащу, где могучие дубы и грабы отряхивали последнюю листву на заросли дикой малины и боярышника, среди которых с трудом угадывались очертания полуразрушенной каменной стены…

Лес крепко потрудился над развалинами крепости. Та часть стены, что видна была меж могучими стволами, осела, превратилась в груду камней, полускрытую под слоем мха и мертвых осенних стеблей. Орда захватчиков не смогла бы так расправиться со злополучной стеной, как трава и кусты, что терзали ее из года в год, из века в век.

Корни и ветки не пощадили ни крепостных стен, ни построек, ни обширной площади с мраморной чашей фонтана и солнечными часами. Плющ так густо оплел башни, что превратил их в слепые скалы - не отыскать ни входа, ни окон Кабаны и олени, без страха стуча копытами по выщербленным плитам, заходили в проломы стены, не зная, что ступают по искусно высеченным на камне колдовским знакам, некогда охранявшим обитателей крепости от злобных лесных духов Живое сильнее мертвого: его сила в вечном обновлении. Давным-давно нет на свете оленя, что столетия назад первым рискнул заглянуть в опустевшие человеческие владения, а его дальние потомки каждую весну щиплют здесь молодые побеги крапивы. А статуи, лежащие в этой самой крапиве, никогда уже не поднимутся на свои постаменты. И дождям, которые по высоким стеблям стекают на мрамор и гранит, все равно, что они размывают своими струями - лики древних героев или морды зверобогов…

Но было в лесных развалинах нечто такое, над чем оказалось не властно даже Время.

Меж кряжистых стволов и сплетенных ветвей распахнулась поляна. Заросли разбивались о ее края, как волны об утес. Сухие стебли бурьяна остриями вражеских пик бессильно грозили поляне.

На ровных, безукоризненно подогнанных друг к другу гранитных черных плитах была выбита большая звезда с восемью лучами, сплошь покрытая загадочными мелкими значками. Ни один мокрый лист не прилип к гладкой поверхности плит, ни пятна грязи не было на них, словно старательные рабы мыльным раствором отчистили каждый желобок.

Звуки вечернего леса - похрустывание, шелест, ленивая перекличка засыпающих птиц - слились над этими плитами в странную, звонкую, настороженную тишину. Тишину, полную ожидания - долгого, неослабного, напряженного.

Внезапно из этой тишины родился шуршащий голос, в котором не отражались никакие чувства:

- Я слышу. Люди. Двое. Идут сюда. И сразу же тишина рассыпалась возбужденной разноголосицей.

- Люди! Сюда идут люди! Чуткий услышал их!

- Да не шумите, вы… спугнете!

- Спас-с-сение! С-с-скорее!

- Приглядите за Безумцем, чтоб не помешал…

- Все равно ничего хорошего из этого не…

- Заткнись, старый глупец! Да где же они?!

- Я сказал - тихо!!

И вновь все смолкло. Но тишины уже не было над полянкой: лес огласился приближающимся стуком топоров и неразборчивой бранью на два голоса.

Кусты затрещали. На полянку вывалились двое. Один из них патлатый тощий парень - огляделся и возмущенно заявил:

- Ты куда меня завел, придурок? Одни камни остались…

- Люди зря болтать не будут, - озабоченно откликнулся его спутник, верзила с изрытым оспой лицом. - У этих Ночных Магов, говорят, подземелья были битком набиты сокровищами!

282