Хранитель - Страница 82

Лес дрогнул от солдатских голосов - свирепая брань, угрозы, хохот, за которым прятался страх… Воины смолкли лишь на миг - чтобы хлебнуть из заветной фляги Шипастого, которую тот вновь пустил по рукам.

- Может, огоньку? - во все горло спросил десятник. - У меня огниво есть!

- Нет, огнем их не проймешь… Эй, а это еще что они затеяли?

Свечение медленно гасло. Чернеющие на глазах кусты, оставив добычу, начали карабкаться на противоположный от солдат склон котловины.

- Уходят? - недоверчиво протянул старый наемник. - Они ж никогда не отступают, не умеют отступать… - Шипастый спешился и рявкнул властно, словно это он командовал десятком. - А ну, парни, готовься меня прикрыть! Хочу кое-что проверить!

Никто и слова сказать не успел, как он с мечом в руках начал спускаться в котловину.

Наемники дружно завопили от ужаса и восхищения.

Шипастый поравнялся с кустами, что совсем недавно карабкались наверх, к всадникам. Теперь свечение почти погасло, кусты походили на взъерошенных мрачных птиц, сложивших крылья.

Воин вскинул меч, но оружие ему не понадобилось. Поспешно вытаскивая из земли корни, кусты поползли прочь, догоняя свою «стаю».

- Уходят! - проорал Шипастый. - Но вы, парни, сюда не спускайтесь, вдруг ловушка… С этой мразью ушами хлопать нельзя!

Всадники глядели сверху, как их товарищ склонился над страшной грудой.

- Грайанцы! Грайанский разъезд! Чтоб мне еловым лапником укрыться! Эти кустики перехватили нашу добычу! Надо бедолагам костер устроить.

- Это уж как положено… - буркнул Литисай, приходя в себя и чувствуя досаду из-за того, что у него перехватили командование. - Но почему они на нас не напали?

Шипастый взбирался по склону. Вот его голова и плечи показались над краем гигантской ямы. Один из всадников спешился и помог старому воину выбраться.

- У тебя кровь на руке, - сказал он Шипастому.

- Это я себя ножом резанул, - объяснил тот. - Боль дурман гонит и в чувство приводит.

И тут Литисай произнес слова, которые эхом раскатились по всей растянувшейся вдоль Красного Урочища армии:

- Ребята, а не наш ли это Ночной Маг развлекается?

Все окаменели в седлах, разом припомнив слухи о чудовищном жертвоприношении, которое король совершил в шатре колдуна, о серебряном тазе, наполненном неизвестно чьей кровью…

- Мой господин прав… - задумчиво протянул Шипастый. - Это не просто колдовство - это наше колдовство, силуранское… грязное, поганое, но наше… Не прикажет ли господин возвращаться? - закончил он деловито.

Вновь обретая высокомерие Сына Рода, Литисай надменно кивнул:

- Эти бедняги получат свой костер, когда здесь пройдет наша армия… Деся-аток! Рысью… марш!

Мечи вернулись в ножны за плечами. Всадники смутными тенями повернули на север, неся весть, которая заставит побледнеть многих смельчаков.

Айрунги Журавлиный Крик, Ночной Маг на службе короля Силурана, начал свою личную - колдовскую - войну!

25

В ранние, еще прозрачные сумерки вплелся женский голос. Песня горько укоряла разлучницу, что в чужом краю сгубила смелого воина.

Остановившись под темной стеной шаутея, Орешек поднял голову и прислушался. Кто там заливается? Айлеста? Нет, Аунава…

Подумать только, когда-то все три сотничихи казались ему на одно лицо: тупые домашние овцы… Какое жестокое и несправедливое суждение! Они же такие разные! Скажем, Миланни Нежная Песня… да, она не может похвастаться быстротой соображения, зато все сотничьи детишки (которых Орешек так и не сумел сосчитать) при всякой царапине бегут именно к Миланни: и ссадину промоет, и доброе слово скажет, и чем-нибудь вкусненьким угостит - у нее всегда при себе мешочек с лакомствами. И провинившиеся рабыни падают Миланни в ноги, чтоб замолвила слово перед шайвигаром, упросила смягчить наказание…

Вот Айлеста Белая Лилия - та и впрямь выглядит законченной идиоткой, слова из нее не вытянешь. Не сразу Орешек понял, что это - от непобедимой застенчивости. Зато в рукоделии молодая женщина достигла таких же высот, как Аунк - в фехтовании. У Орешка над кроватью висела теперь огромная вышивка - крепость в венце радуги. Такое чудо украсило бы и королевский дворец! Про Айлесту говорили, что у нее весь ум ушел в пальцы. Что ж, многие и этим похвастаться не могут…

А уж кого точно дурой не назовешь, так это Аунаву Гибкую Иву. Сплетницей, язвой, змеей - пожалуйста, но не дурой… Вот ведь трагедия: этой женщине жить бы при дворе, заплетать да расплетать сложнейшие нити интриг! А здесь, в захолустной крепости, ей так же просторно, как боевому кораблю - в деревенском пруду с лягушками! Вот и озлобилась…

Хранитель пересек пустеющую рыночную площадь, отвечая небрежным взглядом на низкие поклоны припозднившихся покупателей и торговцев. Мысли были заняты другим. Только что из окна он увидел за баней занятную сцену и теперь спешил убедиться, что глаза его не обманули.

За рядами прилавков замаячила стена бани. Из крошечных окошек долетали крики и хохот.

Орешек чуть не взвыл - так остро вспомнилось недавнее унижение.

Вчера крепость покинули ваасмирские торговцы. Недостающие товары были доставлены, пересчитаны и сложены в Купеческой башне, и ваасмирцы, с трудом поверившие в спасение от неминуемой казни, не стали задерживаться в Найлигриме даже лишнего звона. Солдаты проводили их насмешливыми криками и свистом, а Орешек, ободренный своей победой, совершил неосмотрительный поступок - приказал к вечеру приготовить для себя баню.

Шайвигар скоренько распорядился: солдатню выставили, лавки продрали с песочком, на полу рассыпали свежие зеленые ветки, по стенам развесили пучки сухих трав для аромата. Все бы хорошо и даже замечательно, однако Хранитель изумил всех, заявив, что желает мыться в полном одиночестве… Да-а, это было потрясением для шайвигара и дало всей крепости богатую тему для разговоров. Ведь даже в самых дешевых банях крутятся среди моющихся рабы-банщики: кому кувшин воды на голову вылить, кому спину куском рогожки потереть. А чтобы высокородный Хранитель крепости… да совсем без слуг… Ясно, что тут дело нечисто!